Пётр Первый допрашивает царевича Алексея

Совесть в плену у СКР

28 мая 1722 года Святейший Синод издал указ об обязанности священнослужителей раскрывать тайну церковной исповеди в интересах императора и государства.

В этом каждый из них должен был присягнуть и после «у себя иметь, незапной ради памяти, дабы всегда ведал, на что присягал.

Хитрость указа была в том, что он как бы не отменял тайну исповеди, а только приказывал священникам не признавать состоявшейся исповедь, где сказанное казалось священнику преступным — в самом широком смысле, на сколько ему хватит фантазии и предубеждений. Дела эти были в ведении Тайной Канцелярии и Преображенскаго приказа.

Напомним, императором в те года был Петр I, который, собственно, и инициировал принятие такого указа. В обоснование приводилась, в частности, исповедь «сына Его Императорскаго Величества Царевича Алексея» духовнику Якову Игнатьеву, с признанием, что он «желает Отцу своему (Его Императорскому Величеству) смерти». Духовник его от имени бога простил, потому что, как потом сам признался в Тайной канцелярии, «и он смерти Ему желает». Ну и в итоге всё кончилось как в кино — «в общем, все умерли». После пыток им казнь казалась подарком.

Такой вот «проруб окна в Европу» совершил надёжа-государь.

Информации об отмене этого указа мы не нашли. Как писал по его поводу у себя в ЖЖ дьяк Андрей Кураев, «до сих пор вопрос о пределах тайны исповеди все же неясен». Есть, конечно, закон о свободе совести, который охраняет тайну исповеди, а исповедующего освобождает от ответственности за сохранение конфиденциальной информации. Но когда у нас законы были выше целесообразности и заботы о государстве?

Кстати, эта норма прекрасно укладывается в пресловутую конспирологическую схему «попы на службе КГБ».

К тому же у России и в гимне поётся: «Нам силу дает наша верность отчизне, так было, так есть и так будет всегда!» А гимн у нас один — и у полицейских, и у чекистов, и у попов, и у прочего населения.